Жалкие свинцовые божки - Страница 34

Прохожие отбивались как могли. Особенно усердствовали нелюди, которым, впрочем, доставалось сильнее других. Правоборцы в дискуссии не вступали: не человек – получай в рыло. Сам виноват.

Я разглядел знамена нескольких организаций. Очень, очень странно. Обычно борцы за чистоту нации колошматили не столько нелюдей, сколько своих союзников и одновременно идейных противников (хотя различие во взглядах было почти незаметным).

Впереди, там, где скопление демонстрантов было гуще всего, началось настоящее побоище. Судя по всему, нападению подвергся караван, пытавшийся покинуть город под покровом ночи.

Полетели камни, заработали дубинки. Послышались крики и стоны. Я заметался туда-сюда, пытаясь прорваться, но в конце концов укрылся среди раненых, которых набралось достаточно с обеих сторон. Сами понимаете, камни не разбирали, где свой, а где чужой. Привстав, я призвал чуму на все дома разом. Вновь разболелась голова. Почему тут столько фонарей? И когда же закончится драка?

В мою сторону направились несколько мрачного вида крепышей. Я, как обычно, сориентировался быстро: наклонился и сорвал повязку с рукава парня, лежавшего без сознания (ему она все равно была не нужна). А потом, не особенно притворяясь, повел себя как полный придурок (в последнее время у меня это здорово получалось).

– Гаррет! Горе мое луковое, ты ли это?

– Думаю, да. – Голос я узнал, но кому он принадлежит, вспомнить не мог. То был голос из невообразимо далекого прошлого. Я сделал вид, что хочу приподняться, пошатнулся и рухнул навзничь.

– Ты его знаешь? – спросил кто-то.

– А то! Он был в моем отделении. Там, на островах. Трюкач, язви его в задницу.

– Папаша? – Я наконец вспомнил, чей это голос. Он принадлежал Папаше Тумсу, известному также под кличкой Пустозвон. Самый старший солдат в отделении, ветеран в свои двадцать семь, отец родной новобранцам, этакий сержант без нашивок. В сержанты он так и не выбился – впрочем, не особенно и стремился.

– Точно, сынок. Ну-ка, Борода, помоги. – Меня подняли и поставили на ноги. – Ты с кем, Гаррет?

Я понятия не имел, с кем он, поэтому просто ткнул пальцем за спину и пробормотал:

– С ними.

Мимо просвистел кирпич. Крепыши дружно пригнулись, чуть не уронив меня.

– Что с тобой стряслось? – осведомился Папаша.

– Какой-то хмырь огрел палкой. Перед глазами все плывет и ноги не слушаются.

– Гляди, Борода, ему недавно заштопали башку. Что, умник, труба зовет?

Я выдавил ухмылку:

– Старый конь борозды не портит, верно, Папаша? Как делишки? Я слыхал, тебя убили.

– Я тоже про это слыхал. Дерьмо собачье! Ты как, идти сможешь?

– Попробую. – Папаша ждал от меня именно такого ответа. – Ладно, бывай, мне надо догонять своих. Рад был познакомиться, Борода.

Сделав два неуверенных шага, я налетел на фонарный столб, который поддерживал двух слившихся в поцелуе чокнутых любовников, не давая им упасть. Великое небо, мне везет как утопленнику! Не успел удрать от придурковатых богов, как столкнулся с парнем, которого не видел лет десять и который раз пять выкрикнул мое имя на всю улицу.

Что дальше?

Тетушка Бу была права. Всегда что-нибудь да случается.

К счастью, никто не возник из ночной темноты, никто не выбрался из переулка. Мной заинтересовался только Папаша со своими дружками. Вот и славно. Я устроил обсуждение. Ноги согласились не подламываться. Можно идти. Голова буквально раскалывалась. Я бормотал себе под нос проклятия; призрак мягкой постели преследовал меня и заставлял двигаться.

Хотя я находился в той части города, где можно было ожидать чего угодно, никто меня больше не потревожил.

27

Я устал как собака. Хорошо еще, что мне повезло (хотя моей заслуги в том не было). Ночь выдалась относительно тихой. Все, кому хотелось неприятностей, присоединились к демонстрации. Впоследствии я узнал, что основные силы собрались в стороне от того места, где состоялась наша с Тумсом встреча. Они погуляли на славу: драка переросла в настоящую резню, были ограблены сотни лавочек, которыми владели эльфы, гномы и прочие инородцы, пострадавших среди беженцев было не перечесть.

Пугало то, что в рядах демонстрантов было много солдат, ветеранов нескольких кампаний. Если они вспомнят армейскую дисциплину, справиться с таким войском будет ох как нелегко. Тогда держись, Танфер!

Интересно, что себе думает Шустер со своей тайной полицией? А может, резня как раз в его интересах? Такое вполне возможно.

Меня с неудержимой силой влекло домой, в постель, однако я твердо вознамерился соблюдать осторожность – и с громадным трудом не поддался искушению сделаться невидимым. Вовремя одумался. Перенесся мыслями в прошлое и словно вновь стал «трюкачом», как называли нас, разведчиков, в пехотных подразделениях, к которым мы были приписаны. Разведчики проходили полный курс выживания, включавший, среди всего остального, психологическую тренировку. Я сосредоточился, но так и не сумел проникнуть в тот уголок сознания, где не было неуверенности и нервозности. Чтобы делать это по желанию, необходимо практиковаться каждый день, а я отлынивал от занятий многие годы. Ладно, авось обойдется.

Правда, другого мне добиться удалось. Я слился с ночью, превратился в бесплотную тень, стал воплощенной изменчивостью, иллюзией, перетекающей со стены на стену при свете луны в безмолвии камня. Проскользнул мимо трезвых, но сонных крысюков, и ни один из них не шевельнул даже усом.

А потом подскочил на добрых девять футов, когда мне на плечо опустилось что-то тяжелое и вцепилось когтями, точно ледяная лапа из могилы. Вот так всегда, стоит только порадоваться своей ловкости!